Вот готовились, готовились — не доготовились!
Кажется, когда-то я писал, что не хочу видеть Гинтоки в этой арке, еще в 503 главе. Еще мне все тогда сказали, псс, парень, тип че ты воду мутишь, че истеришь.
НАТЕРАСПИШИТЕСЬ
фанонная простынкаПосле всего-всего что происходило в последних главах, я могу с уверенностью сказать, что я, блин, по большей части реально понимал мотивы Такасуги. Но я надеялся, что нет, не понимаю, не хочу понимать. Надеялся, что внутри него не будет этого лютого пиздеца, который для меня не приемлем. Не могу принять человека, обладающего незаурядными способностями, умом, определенной мудростью и философией, но при этом, блядь, абсолютно закрывающего глаза на всех остальных. Этот мудацкий эгоизм, который просекается во многих злодеях (Ито, Джирайя, Хосен), настолько лютый и беспощадный у Такасуги, одновременно с этим именно в его ситуации - неприемлемый.
Замыкаясь на собственной боли — отвод от семьи, унижение, крах надежды на иной путь — он даже не попробовал взвалить на себя ношу той дикой боли, которую испытал Гинтоки. На секундочку, поставив себя на его место, просто попробовав подумать - может, он бы смог усмирить свою ненависть и отчаяние. Которому здесь нет места.
Просто представить такой выбор - обещание учителю и обещание товарищу - уже все нутро сворачивается, стремиться уйти от ответа и просто ломается.
Просто представить, что своим решением ты наносишь удар не только по себе.
Представить предательство такого масштаба, а услышать в ответ - "спасибо".
Не думаю, что подобное придало бы уверенности тому же Такасуги.
Гинтоки для меня — величайший герой из всех, кого я знаю. Его идеальность в том, что у него полно изъянов, о которых он знает, но не делает из этого гонки "исправиться, стать сильнее" и даже не подавляет их.
Ведь главное, что в нем сохранно, в отличие от всех остальных - совершенно непоколебимый стержень - изъеденный, погнутый, с трещинами, грязный и пропитанный нечеловеческой болью - но такой один.
И это не дело фанатизма, а дело такого безграничного уважения, что образ персонажа въедается в каждый твой собственный вздох.
И эта безграничная боль — попробуй, задумайся, — заставляет действительно страдать.
Я сидел в метро, анализировал и просто пересказывал сюжет другу — мне пришлось прерываться, потому что я не в силах даже контролировать свой голос, который дрожал как у паскудного щенка. Я сидел и просто не мог сдержать слез.
Гребаная горилла.