Ну, в общем-то, конец дописан уж как три дня, но руки дошли повопить об этом только сейчас.
Первый нц-шный хиджигин наконец-то закончен!
Вышло ну совсем не то, что планировалось - никаких слезливых хиджикат и задумчивых гинов и в помине не было, и был обоснуй "сюжета" первой части. Но они где-то на первой постельной сцене уже начали жить самостоятельными оосными жизнями.
Афпрочим, неважно. Поэтому пощу все-все-все части последнюю и ссылочку, ибо запарно все в дневник сливать, слов-то овер-дохера.
Шапка:
Если внимательно присмотреться, все кусты одинаковы, со своими шипами
Фэндом: Gintama
Основные персонажи: Гинтоки Саката, Тоширо Хиджиката, Сого Окита, Исабуро Сасаки, Тецуноскэ Сасаки.
Пэйринг или персонажи: Хиджиката Тоширо/Саката Гинтоки, да наоборот
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Юмор, Психология, ER (Established Relationship)
Предупреждения: Нецензурная лексика
Часть 6. Если внимательно присмотреться...
Хиджикату навещали редко, но шумно и большой компанией: сказывалось большое количество работы и отсутствие контролирующего фактора в лице замкома. На следующий же день после стычки с «чертовой элитой» Кондо сообщил, что среда влияния, вернее контроля, мимаваригуми полностью отделилась от шинсенгуми. Хиджиката убедился, что эти дурацкие белоформенные копы вконец оборзели – теперь официально будут браться только за ту работу, где останутся белыми ручки. Чем было занято бакуфу и что по этому поводу думал Мацудайра, он не имел и малейшего понятия, но особо по этому поводу не волновался. Нежелание влезать в дела правительственной верхушки стало для него прописной истиной. До тех пор, пока их сферы влияния расходятся.
В этот выходной, посетители, пришедшие его проведать, измотали Тоширо особо сильно. Тецуноске, вполне оправившийся после скандала в семье, ничуть не утратил своего рвения прислуживать замкому, нервируя и доставая оного. Но все шинсенгуми были в порядке, особенно капитан Окита, блаженствовавший в штабе в отсутствие заместителя командующего, так как был назначен исполнять его обязанности, чего благополучно не делал. Раны Хиджикату уже почти не беспокоили, но Кондо-сан строго-настрого запретил врачам выписывать Тоширо раньше времени. Тот недовольно бурчал по этому поводу, но уйти не порывался. Все-таки потребность в отдыхе, больше моральном, чем физическом, им ощущалась очень сильно.
И когда братия шинсенгуми, наконец, покинула его палату, он свободно вздохнул и взялся за принесенную ему пачку сигарет, попутно ругая Тецуноске страшными словами за то, что опять принес не то, что просили. Медсестра, увидев дымящего замкома, погрозила тому пальцем, но ее замечание было наглым образом проигнорировано. Хиджиката с постели следил за неторопливо проплывающими по закатному небу облаками, напомнившие ему клочья сахарной ваты. Вот уж действительно бесполезное изобретение – наесться нельзя, вкуса определенного не имеет, а после мучает жуткая жажда. Хотя не все с этим согласны.
Йорозуя не навещал его. В этом не было ничего странного, скорее даже наоборот. Хотя Хиджиката каким-то нутром ощущал потребность в обзывании придурком и идиотом кого-нибудь, кто был бы рядом с ним. Это даже наводило на мысль, не был ли он сам придурком или идиотом, но если и был, тогда сей факт обещал нечто взаимное.
Хиджиката не поинтересовался, когда Гинтоки выпустили из-под стражи, но был уверен, что тот уже на свободе. Первое время, после знаменательных событий, Хиджикату не покидали навязчивые идеи, видимо, навеянные действием анестезии и журналами, подкидываемыми Окитой, о многочисленных непотребствах, которые дьявольский замком мог бы совершить с плененным Белым Демоном прямо в тюремной камере. Но вскоре невоплощенные фантазии обратились злостью на Сакату, сумевшего хитро скрывать столько времени такой неимоверно важный факт своего прошлого от полиции. Лично от Хиджикаты.
Но и праведный гнев со временем сменился ожиданием. Тоширо ждал хоть какого-нибудь знака от Йорозуи, а не от Широяши. И когда он обнаружил под больничной койкой письмо Тецуноске, адресованное Тамегоро, с корявой припиской другим почерком «от Тернистого», Хиджиката понял, что ожидание закончилось.
В вечерней заре действительно было очень хорошо, и многие горожане высыпали на улицы Эдо, дабы насладиться теплым вечером. Гинтоки из дома выпинали насильно. Кагуре приспичило устроить то, что, по ее словам, называлось пижамной вечеринкой, на которой всякие старики типа Гин-сана присутствовать не должны. То, что для пижамной вечеринки кроме пижамы, телевизора и запасов еды нужен еще хотя бы один «пижамщик» Кагуру сильно не беспокоило. Так же как Гинтоки, отчего-то, слабо заботило в тот момент, что маленькое прожорливое чудовище намеревается в одиночку уничтожить их недельный рацион.
Гинтоки стоял на берегу речушки и хмурился, прикрывая от солнца глаза ладонью, словно что-то выискивая. Ноги сами принесли его к большому госпиталю Эдо, и он, наконец, смирился с тем, что хотелось ему или нет, а к упрямому барану всея шинсенгуми заглянуть надо. Йорозуя вздохнул и побрел прочь с берега, тяжело переставляя ступни.
Хиджиката рассматривал принесенные по его указанию документы из штаба, когда поверх очередной толстенной папки шмякнулась пачка сигарет.
- Ои, ои, ни секунды без занудного дела?
Тоширо вскинул взгляд на Гинтоки, подпиравшего плечом дверной косяк на входе в палату. Потом глянул на сигареты – оказались те самые, что он всегда курил.
- Откуда ты узнал…
- Я видел, что твой юный падаван покупал, хех. Ты ж не куришь ментоловые.
Замком не подал вида, что такое внимание к мелочам, изредка всплывающее как очередной талант Йорозуи, ему льстит.
Саката фыркнул и, подойдя, присел на край койки. Замком отложил бумаги на тумбу и, вздохнув, словно собираясь погрузиться на морское дно, вопрошающе взглянул Йорозуе в лицо. В бессмысленном взгляде темных глаз Хиджикате больше не виделось абсолютное равнодушие к окружающим или беспредельная скука человека, не обремененного определенным делом. Это была лишь давно пережитая боль, одиночество, с которым он смирился, но которое продолжает тянуться за ним из прошлого. Фантомы, которые заставляют видеть кошмары и превращают память в проклятье. Глаза, которые никогда не улыбаются.
- Ты такое выражение перед зеркалом тренируешь?
- А ты, пока валялся тут, упражнялся в остроумии?
Они продолжили молча исследовать друг друга глазами, на предмет знаков, которые подсказали бы им, куда двигаться дальше, как обращаться друг с другом. Затем Тоширо мягко раскинул руки в приглашающем жесте, засчитывая себе очередной проигрыш, а Гинтоки влился в его объятия, словно только для этого и был создан.
- Может, просто подеремся? – в словах Сакаты звучал укор и попытка улизнуть. Плохая, беспомощная попытка.
Хиджиката лишь прикусил губу. Они оба были недостаточно искренни, чтобы признать, что единственным общим желанием было вернуться и больше не размыкать объятий.
Гинтоки был где-то далеко в своих мыслях, и замком знал, что его они ни коим образом не касаются. Он и сам думал о чем угодно, но не о том человеке, которого стиснул отчаянной хваткой. Не было смысла думать друг о друге, ведь все было ясно. Безусловная нехватка взаимного общества говорила сама за себя.
- Хочешь?
- Очень.
Хиджиката совсем не думал, когда отвечал на внезапный вопрос. И лишь озвучив всполыхнувшие жарким пламенем мысли, немного стушевался.
- Но, черт, подожди, в больнице...
Но Гинтоки уже запирал дверь на щеколду и закрывал жалюзи.
Когда больничная койка вновь прогнулась под весом Йорозуи, Хиджикате уже было плевать. Плевать на приличия, репутацию и даже собственную гордость.
В конце концов, посетителям было не запрещено оставаться на ночь рядом с больными.
А Тоширо, видимо, был совершенно болен, раз позволял чужим рукам обнимать себя, чувствуя томящее жжение в тех местах, где они касались. Гинтоки навис над ним, вглядываясь в лицо, словно пытался прочесть его мысли. Хиджиката был уверен, что все его мысли и желания сейчас были как на ладони. Он нетерпеливо ерзал под слишком осторожными и ласковыми прикосновениями, при этом стыдливо отворачиваясь.
- Йорозуя...
Но Гинтоки и не собирался как-либо высмеивать его, хотя и улыбался тому, как реагировал на его ласки Хиджиката. Он отнял руки, которыми Тоширо прикрылся, от его лица и поочередно поцеловал его ладони.
- Ои, ои, тише, Хиджиката-кун, - Йорозуя прижался ближе, - не переживай ты так, я раненых не обижаю.
Хиджиката не успел никак огрызнуться и был втянут в глубокий, медлительный поцелуй. Гинтоки целовал его так, словно пытался выбить все посторонние мысли из головы, и это у него отменно получалось. Тоширо постепенно терял ощущение реального мира; существовал только Гинтоки, тепло его тела, текущая сладость губ и тихое, точное урчание голоса. В воздухе повисло необъяснимое чувство вседозволенности. Чужие пальцы наконец заскользили к завязкам больничной робы, забираясь под ткань, заставляя Хиджикату взволнованно задыхаться.
Он горел изнутри, и душа, кажется, была уже прожжена насквозь белобрысым демоном, оставив лишь остервенелое желание чувствовать - остро, жестко, сгорая до самого конца.
- Чего ты медлишь, ублюдок, - слова давались замкому с трудом, вызывая дрожь во всем теле, звуком собственного голоса.
- А ты куда-то спешишь, другой ублюдок? - словно самому Гинтоки уже не стало слишком жарко, словно его не поглотило такое же пламя.
- Примирительный секс - это так банально, не находишь? - он снова целует Тоширо в чуть приоткрытые губы.
Но Хиджиката не считал обычным ничего того, что происходило между ними, уж слишком сильные эмоции, от страха до страсти, испытывали оба.
Тоширо изводило чувство какой-то сладкой безысходности. Стыд мучил его, но еще сильнее мучило желание. И каждый раз, когда новоявленный Белый Демон касался чуть больше, целовал чуть жарче и прижимался чуть сильнее, замком ощущал, как отваливаются его пресловутые шипы, обнажая душу.
Сакате Гинтоки нельзя было верить. Верить ему - это как предоставить вору собственный кошелек, дать охотнику заряженное ружьё, отрастить хищному зверю второй ряд клыков.. Саката предоставленными возможностями сугубо в личных, крайне эгоистичных целях.
Если Хиджиката сказал, что хочет, значит Гинтоки заставит его в полной мере осознать свое желание и желать большего.
Если Хиджиката оказался достаточно упорен, чтобы сдержать протесты его знаменитой гордости, то и этим Гинтоки определенно воспользуется и даст понять, что непременно обретет над ним власть, как и полагается настоящему демону.
Но именно на доверии строятся их теперешние узы. За всей внешней разницей - в положении интересах, привычках - они были одинаковые. И Хиджиката доверился Йорозуе, возложив на него собственные принципы и путь в жизни. У них не получается идти друг за другом, потому что они всегда шли наравне. Дьявол Шинсенгуми нашел себе Белого Демона войны. Похожесть этих двоих была скорее эгоистичного рода - она внутренняя, она принципиальная, она духовная.
Хиджиката не мог более лежать и пытаться думать. Все его мысли давно обратились в жар и искали выхода наружу. Он не хотел ощущать болезненное томление в груди, но стоило ему задуматься, и это тяжелое, густое чувство начинало ворочаться внутри, заставляя крепче цепляться в плечи Гинтоки.
- Йорозуя, давай... Без лишних вопросов.
Ведь они уже знают все ответы.
Гинтоки чуть сполз по матрацу вниз, настойчиво разводя руками колени замкома. Тот как-то беспомощно поддавался, слыша собственное сбивчивое сердцебиение в ушах. В груди болело, свербило, явно не от пуль, и единственным его желанием было избавиться от этого ощущения.
Саката криво усмехнулся.
- Стоит лишь несколько месяцев побегать, и ты вон какой покорный, - он облизнулся и глупо хихикнул.
Хиджиката гневно взглянул на ухмыляющегося Гинтоки, но сил ему не хватило даже на то, чтобы обозвать его придурком. Придурок ведь был прав.
Губы Гинтоки сомкнулись на члене Тоширо, вновь вырывая того из реальности. Йорозуя не то чтобы заставлял испытывать унижение, напротив, замком четко ощущал, что он тот, кому снова делают одолжение. Но Гин продолжал ехидничать, даже когда проходился языком и пальцами по всем слабым местечкам Хиджикаты, доставляя какое-то звериное удовольствие. Хиджиката же, забывшись, позволил себе застонать, наплевав на то, где он находится. Он открыто принимал исполнение своих желаний. Осознанных желаний. О какой-то защите от влияния Белого Демона он уже не мог даже вспомнить.
- А у вас в шинсенгуми все такие стрелки? Смотри, как далеко улетело. Можно использовать в военных целях. Пенисная оборона.
- Почему ты, лежа со мной в постели разглагольствуешь, блядь, о чужих пенисах?!
- О-о-о, - Гинтоки подхватил замкома, устраивая на своих коленях, чуть приподнимая, - Хиджиката-кун сказал слово «пенис» и не покраснел? А, не, вот теперь покраснел.
Не дав возможности Тоширо выругаться или даже извернуться, Гинтоки, со свойственной ему в подобных делах бестактностью, начал вылизывать Хиджикату, все еще пошло усмехаясь каким-то своим мыслям. Замком даже не пытался более сдерживаться.
- Хиджиката, эй, Хиджиката, - Гин опустил его бедра и проехался подбородком по груди, пытаясь поймать взгляд.
- Ч-чего?
- Я люблю тебя трахать, - он елозил по койке, пытаясь пристроиться к замкомандирской заднице, - а ты любишь трахать меня.
- Спасибо, просветил, - Хиджиката впился пальцами в шею Йорозуи, заставляя прижиматься сильнее, входить глубже.
- Но можно и сократить, - Гинтоки толкнулся так, что Тоширо макушкой едва не въехал в изголовье кровати.
- Со… Сокращай!
- Я люблю тебя. А ты любишь меня.
Утром Хиджиката не мог вспомнить, сколько раз он кончал, и сколько раз по этому поводу шутил ублюдок Гинтоки. Он помнил только, как часто чужие наглые губы затыкали его оглушительные стоны и следующую за ними ругань. Сколько раз он пытался выкрикнуть его имя, а тот лишь смеялся.
Сейчас Саката сидел на кровати, на том же месте, словно ничего не происходило, и чистил апельсин.
- Это вообще-то мне принесли. Я тут как бы болен.
- Тепе фто, фалко фто ли?
Гинтоки протянул ему оставшуюся дольку, при этом активно пережевывая большую часть.
И ничего тернистого в этом не было.
Эпилог.
- Какими идиотами надо быть, чтобы выступить против Садосадо?
Командующий шинсенгуми и его зам ждали, пока отворятся тюремные ворота. Хиджиката предчувствовал что-то, но решил сильно не прислушиваться к внутреннему голосу. Но...
- Хиджиката-ку-ун, давно не виделись! Я так рад!
С потемневшими лицами Кондо и Хиджиката ждали, пока ворота снова закроются.
- Ублюдки! Гребаные шинсенгуми!
С тех самых пор Тоширо ожидал чего-то такого. Пожалуй, он стал еще большим параноиком, чем был. В конце концов, Белый Демон, неважно, любит ли он клубничное молоко или кровь, был опасен. Опасен для нормального хода вещей, для спокойствия Эдо, для работы шинсенгуми. Но всегда чертовски справедлив.
Хиджиката усмехнулся, все же он недостаточно тернист, чтобы тоже оказаться по ту сторону решетки.
- Идите и совершите преступление, достойное наказания.
Хиджиката курил, прикрыв глаза, видимо не желая смотреть, как Йорозуя вновь влезает во что-то, где Тоширо не сможет его сопровождать. Гинтоки тоже не взглянул на него, стараясь удержать собственную решимость - от него зависело слишком много жизней, слишком много обещаний он дал в эту ночь.
- Вернитесь живыми, чтобы мы могли привести наказание в исполнение.
Гинтоки остановился, коротко кивнул. И вновь двинулся в самое пекло.
Кондо посмотрел на Хиджикату, который теперь жадным взглядом запоминал очертания и без того знакомого силуэта.
- Может быть, мы в последний раз видим его спину.
Хиджиката выдохнул едкий дым.
Этого не могло быть. Белобрысый Демон дал обещание.
Это самая маленькая часть и самая безграмотная. Каюсь, почти не вычитывал, плюс писал с Т9 (я мазо-маста), поэтому за всякие очепятки гоменасай. А вот тут и все части, и публичная бета открыта: ficbook.net/readfic/1373747
Ха-ха, для длиннопоста это не предел! На радостях наспамил скетчей
Если внимательно присмотреться, все кусты одинаковы, со своими шипами
Фэндом: Gintama
Основные персонажи: Гинтоки Саката, Тоширо Хиджиката, Сого Окита, Исабуро Сасаки, Тецуноскэ Сасаки.
Пэйринг или персонажи: Хиджиката Тоширо/Саката Гинтоки, да наоборот
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Юмор, Психология, ER (Established Relationship)
Предупреждения: Нецензурная лексика
Часть 6. Если внимательно присмотреться...
Хиджикату навещали редко, но шумно и большой компанией: сказывалось большое количество работы и отсутствие контролирующего фактора в лице замкома. На следующий же день после стычки с «чертовой элитой» Кондо сообщил, что среда влияния, вернее контроля, мимаваригуми полностью отделилась от шинсенгуми. Хиджиката убедился, что эти дурацкие белоформенные копы вконец оборзели – теперь официально будут браться только за ту работу, где останутся белыми ручки. Чем было занято бакуфу и что по этому поводу думал Мацудайра, он не имел и малейшего понятия, но особо по этому поводу не волновался. Нежелание влезать в дела правительственной верхушки стало для него прописной истиной. До тех пор, пока их сферы влияния расходятся.
В этот выходной, посетители, пришедшие его проведать, измотали Тоширо особо сильно. Тецуноске, вполне оправившийся после скандала в семье, ничуть не утратил своего рвения прислуживать замкому, нервируя и доставая оного. Но все шинсенгуми были в порядке, особенно капитан Окита, блаженствовавший в штабе в отсутствие заместителя командующего, так как был назначен исполнять его обязанности, чего благополучно не делал. Раны Хиджикату уже почти не беспокоили, но Кондо-сан строго-настрого запретил врачам выписывать Тоширо раньше времени. Тот недовольно бурчал по этому поводу, но уйти не порывался. Все-таки потребность в отдыхе, больше моральном, чем физическом, им ощущалась очень сильно.
И когда братия шинсенгуми, наконец, покинула его палату, он свободно вздохнул и взялся за принесенную ему пачку сигарет, попутно ругая Тецуноске страшными словами за то, что опять принес не то, что просили. Медсестра, увидев дымящего замкома, погрозила тому пальцем, но ее замечание было наглым образом проигнорировано. Хиджиката с постели следил за неторопливо проплывающими по закатному небу облаками, напомнившие ему клочья сахарной ваты. Вот уж действительно бесполезное изобретение – наесться нельзя, вкуса определенного не имеет, а после мучает жуткая жажда. Хотя не все с этим согласны.
Йорозуя не навещал его. В этом не было ничего странного, скорее даже наоборот. Хотя Хиджиката каким-то нутром ощущал потребность в обзывании придурком и идиотом кого-нибудь, кто был бы рядом с ним. Это даже наводило на мысль, не был ли он сам придурком или идиотом, но если и был, тогда сей факт обещал нечто взаимное.
Хиджиката не поинтересовался, когда Гинтоки выпустили из-под стражи, но был уверен, что тот уже на свободе. Первое время, после знаменательных событий, Хиджикату не покидали навязчивые идеи, видимо, навеянные действием анестезии и журналами, подкидываемыми Окитой, о многочисленных непотребствах, которые дьявольский замком мог бы совершить с плененным Белым Демоном прямо в тюремной камере. Но вскоре невоплощенные фантазии обратились злостью на Сакату, сумевшего хитро скрывать столько времени такой неимоверно важный факт своего прошлого от полиции. Лично от Хиджикаты.
Но и праведный гнев со временем сменился ожиданием. Тоширо ждал хоть какого-нибудь знака от Йорозуи, а не от Широяши. И когда он обнаружил под больничной койкой письмо Тецуноске, адресованное Тамегоро, с корявой припиской другим почерком «от Тернистого», Хиджиката понял, что ожидание закончилось.
В вечерней заре действительно было очень хорошо, и многие горожане высыпали на улицы Эдо, дабы насладиться теплым вечером. Гинтоки из дома выпинали насильно. Кагуре приспичило устроить то, что, по ее словам, называлось пижамной вечеринкой, на которой всякие старики типа Гин-сана присутствовать не должны. То, что для пижамной вечеринки кроме пижамы, телевизора и запасов еды нужен еще хотя бы один «пижамщик» Кагуру сильно не беспокоило. Так же как Гинтоки, отчего-то, слабо заботило в тот момент, что маленькое прожорливое чудовище намеревается в одиночку уничтожить их недельный рацион.
Гинтоки стоял на берегу речушки и хмурился, прикрывая от солнца глаза ладонью, словно что-то выискивая. Ноги сами принесли его к большому госпиталю Эдо, и он, наконец, смирился с тем, что хотелось ему или нет, а к упрямому барану всея шинсенгуми заглянуть надо. Йорозуя вздохнул и побрел прочь с берега, тяжело переставляя ступни.
Хиджиката рассматривал принесенные по его указанию документы из штаба, когда поверх очередной толстенной папки шмякнулась пачка сигарет.
- Ои, ои, ни секунды без занудного дела?
Тоширо вскинул взгляд на Гинтоки, подпиравшего плечом дверной косяк на входе в палату. Потом глянул на сигареты – оказались те самые, что он всегда курил.
- Откуда ты узнал…
- Я видел, что твой юный падаван покупал, хех. Ты ж не куришь ментоловые.
Замком не подал вида, что такое внимание к мелочам, изредка всплывающее как очередной талант Йорозуи, ему льстит.
Саката фыркнул и, подойдя, присел на край койки. Замком отложил бумаги на тумбу и, вздохнув, словно собираясь погрузиться на морское дно, вопрошающе взглянул Йорозуе в лицо. В бессмысленном взгляде темных глаз Хиджикате больше не виделось абсолютное равнодушие к окружающим или беспредельная скука человека, не обремененного определенным делом. Это была лишь давно пережитая боль, одиночество, с которым он смирился, но которое продолжает тянуться за ним из прошлого. Фантомы, которые заставляют видеть кошмары и превращают память в проклятье. Глаза, которые никогда не улыбаются.
- Ты такое выражение перед зеркалом тренируешь?
- А ты, пока валялся тут, упражнялся в остроумии?
Они продолжили молча исследовать друг друга глазами, на предмет знаков, которые подсказали бы им, куда двигаться дальше, как обращаться друг с другом. Затем Тоширо мягко раскинул руки в приглашающем жесте, засчитывая себе очередной проигрыш, а Гинтоки влился в его объятия, словно только для этого и был создан.
- Может, просто подеремся? – в словах Сакаты звучал укор и попытка улизнуть. Плохая, беспомощная попытка.
Хиджиката лишь прикусил губу. Они оба были недостаточно искренни, чтобы признать, что единственным общим желанием было вернуться и больше не размыкать объятий.
Гинтоки был где-то далеко в своих мыслях, и замком знал, что его они ни коим образом не касаются. Он и сам думал о чем угодно, но не о том человеке, которого стиснул отчаянной хваткой. Не было смысла думать друг о друге, ведь все было ясно. Безусловная нехватка взаимного общества говорила сама за себя.
- Хочешь?
- Очень.
Хиджиката совсем не думал, когда отвечал на внезапный вопрос. И лишь озвучив всполыхнувшие жарким пламенем мысли, немного стушевался.
- Но, черт, подожди, в больнице...
Но Гинтоки уже запирал дверь на щеколду и закрывал жалюзи.
Когда больничная койка вновь прогнулась под весом Йорозуи, Хиджикате уже было плевать. Плевать на приличия, репутацию и даже собственную гордость.
В конце концов, посетителям было не запрещено оставаться на ночь рядом с больными.
А Тоширо, видимо, был совершенно болен, раз позволял чужим рукам обнимать себя, чувствуя томящее жжение в тех местах, где они касались. Гинтоки навис над ним, вглядываясь в лицо, словно пытался прочесть его мысли. Хиджиката был уверен, что все его мысли и желания сейчас были как на ладони. Он нетерпеливо ерзал под слишком осторожными и ласковыми прикосновениями, при этом стыдливо отворачиваясь.
- Йорозуя...
Но Гинтоки и не собирался как-либо высмеивать его, хотя и улыбался тому, как реагировал на его ласки Хиджиката. Он отнял руки, которыми Тоширо прикрылся, от его лица и поочередно поцеловал его ладони.
- Ои, ои, тише, Хиджиката-кун, - Йорозуя прижался ближе, - не переживай ты так, я раненых не обижаю.
Хиджиката не успел никак огрызнуться и был втянут в глубокий, медлительный поцелуй. Гинтоки целовал его так, словно пытался выбить все посторонние мысли из головы, и это у него отменно получалось. Тоширо постепенно терял ощущение реального мира; существовал только Гинтоки, тепло его тела, текущая сладость губ и тихое, точное урчание голоса. В воздухе повисло необъяснимое чувство вседозволенности. Чужие пальцы наконец заскользили к завязкам больничной робы, забираясь под ткань, заставляя Хиджикату взволнованно задыхаться.
Он горел изнутри, и душа, кажется, была уже прожжена насквозь белобрысым демоном, оставив лишь остервенелое желание чувствовать - остро, жестко, сгорая до самого конца.
- Чего ты медлишь, ублюдок, - слова давались замкому с трудом, вызывая дрожь во всем теле, звуком собственного голоса.
- А ты куда-то спешишь, другой ублюдок? - словно самому Гинтоки уже не стало слишком жарко, словно его не поглотило такое же пламя.
- Примирительный секс - это так банально, не находишь? - он снова целует Тоширо в чуть приоткрытые губы.
Но Хиджиката не считал обычным ничего того, что происходило между ними, уж слишком сильные эмоции, от страха до страсти, испытывали оба.
Тоширо изводило чувство какой-то сладкой безысходности. Стыд мучил его, но еще сильнее мучило желание. И каждый раз, когда новоявленный Белый Демон касался чуть больше, целовал чуть жарче и прижимался чуть сильнее, замком ощущал, как отваливаются его пресловутые шипы, обнажая душу.
Сакате Гинтоки нельзя было верить. Верить ему - это как предоставить вору собственный кошелек, дать охотнику заряженное ружьё, отрастить хищному зверю второй ряд клыков.. Саката предоставленными возможностями сугубо в личных, крайне эгоистичных целях.
Если Хиджиката сказал, что хочет, значит Гинтоки заставит его в полной мере осознать свое желание и желать большего.
Если Хиджиката оказался достаточно упорен, чтобы сдержать протесты его знаменитой гордости, то и этим Гинтоки определенно воспользуется и даст понять, что непременно обретет над ним власть, как и полагается настоящему демону.
Но именно на доверии строятся их теперешние узы. За всей внешней разницей - в положении интересах, привычках - они были одинаковые. И Хиджиката доверился Йорозуе, возложив на него собственные принципы и путь в жизни. У них не получается идти друг за другом, потому что они всегда шли наравне. Дьявол Шинсенгуми нашел себе Белого Демона войны. Похожесть этих двоих была скорее эгоистичного рода - она внутренняя, она принципиальная, она духовная.
Хиджиката не мог более лежать и пытаться думать. Все его мысли давно обратились в жар и искали выхода наружу. Он не хотел ощущать болезненное томление в груди, но стоило ему задуматься, и это тяжелое, густое чувство начинало ворочаться внутри, заставляя крепче цепляться в плечи Гинтоки.
- Йорозуя, давай... Без лишних вопросов.
Ведь они уже знают все ответы.
Гинтоки чуть сполз по матрацу вниз, настойчиво разводя руками колени замкома. Тот как-то беспомощно поддавался, слыша собственное сбивчивое сердцебиение в ушах. В груди болело, свербило, явно не от пуль, и единственным его желанием было избавиться от этого ощущения.
Саката криво усмехнулся.
- Стоит лишь несколько месяцев побегать, и ты вон какой покорный, - он облизнулся и глупо хихикнул.
Хиджиката гневно взглянул на ухмыляющегося Гинтоки, но сил ему не хватило даже на то, чтобы обозвать его придурком. Придурок ведь был прав.
Губы Гинтоки сомкнулись на члене Тоширо, вновь вырывая того из реальности. Йорозуя не то чтобы заставлял испытывать унижение, напротив, замком четко ощущал, что он тот, кому снова делают одолжение. Но Гин продолжал ехидничать, даже когда проходился языком и пальцами по всем слабым местечкам Хиджикаты, доставляя какое-то звериное удовольствие. Хиджиката же, забывшись, позволил себе застонать, наплевав на то, где он находится. Он открыто принимал исполнение своих желаний. Осознанных желаний. О какой-то защите от влияния Белого Демона он уже не мог даже вспомнить.
- А у вас в шинсенгуми все такие стрелки? Смотри, как далеко улетело. Можно использовать в военных целях. Пенисная оборона.
- Почему ты, лежа со мной в постели разглагольствуешь, блядь, о чужих пенисах?!
- О-о-о, - Гинтоки подхватил замкома, устраивая на своих коленях, чуть приподнимая, - Хиджиката-кун сказал слово «пенис» и не покраснел? А, не, вот теперь покраснел.
Не дав возможности Тоширо выругаться или даже извернуться, Гинтоки, со свойственной ему в подобных делах бестактностью, начал вылизывать Хиджикату, все еще пошло усмехаясь каким-то своим мыслям. Замком даже не пытался более сдерживаться.
- Хиджиката, эй, Хиджиката, - Гин опустил его бедра и проехался подбородком по груди, пытаясь поймать взгляд.
- Ч-чего?
- Я люблю тебя трахать, - он елозил по койке, пытаясь пристроиться к замкомандирской заднице, - а ты любишь трахать меня.
- Спасибо, просветил, - Хиджиката впился пальцами в шею Йорозуи, заставляя прижиматься сильнее, входить глубже.
- Но можно и сократить, - Гинтоки толкнулся так, что Тоширо макушкой едва не въехал в изголовье кровати.
- Со… Сокращай!
- Я люблю тебя. А ты любишь меня.
Утром Хиджиката не мог вспомнить, сколько раз он кончал, и сколько раз по этому поводу шутил ублюдок Гинтоки. Он помнил только, как часто чужие наглые губы затыкали его оглушительные стоны и следующую за ними ругань. Сколько раз он пытался выкрикнуть его имя, а тот лишь смеялся.
Сейчас Саката сидел на кровати, на том же месте, словно ничего не происходило, и чистил апельсин.
- Это вообще-то мне принесли. Я тут как бы болен.
- Тепе фто, фалко фто ли?
Гинтоки протянул ему оставшуюся дольку, при этом активно пережевывая большую часть.
И ничего тернистого в этом не было.
Эпилог.
- Какими идиотами надо быть, чтобы выступить против Садосадо?
Командующий шинсенгуми и его зам ждали, пока отворятся тюремные ворота. Хиджиката предчувствовал что-то, но решил сильно не прислушиваться к внутреннему голосу. Но...
- Хиджиката-ку-ун, давно не виделись! Я так рад!
С потемневшими лицами Кондо и Хиджиката ждали, пока ворота снова закроются.
- Ублюдки! Гребаные шинсенгуми!
С тех самых пор Тоширо ожидал чего-то такого. Пожалуй, он стал еще большим параноиком, чем был. В конце концов, Белый Демон, неважно, любит ли он клубничное молоко или кровь, был опасен. Опасен для нормального хода вещей, для спокойствия Эдо, для работы шинсенгуми. Но всегда чертовски справедлив.
Хиджиката усмехнулся, все же он недостаточно тернист, чтобы тоже оказаться по ту сторону решетки.
- Идите и совершите преступление, достойное наказания.
Хиджиката курил, прикрыв глаза, видимо не желая смотреть, как Йорозуя вновь влезает во что-то, где Тоширо не сможет его сопровождать. Гинтоки тоже не взглянул на него, стараясь удержать собственную решимость - от него зависело слишком много жизней, слишком много обещаний он дал в эту ночь.
- Вернитесь живыми, чтобы мы могли привести наказание в исполнение.
Гинтоки остановился, коротко кивнул. И вновь двинулся в самое пекло.
Кондо посмотрел на Хиджикату, который теперь жадным взглядом запоминал очертания и без того знакомого силуэта.
- Может быть, мы в последний раз видим его спину.
Хиджиката выдохнул едкий дым.
Этого не могло быть. Белобрысый Демон дал обещание.
Это самая маленькая часть и самая безграмотная. Каюсь, почти не вычитывал, плюс писал с Т9 (я мазо-маста), поэтому за всякие очепятки гоменасай. А вот тут и все части, и публичная бета открыта: ficbook.net/readfic/1373747
Ха-ха, для длиннопоста это не предел! На радостях наспамил скетчей